Уважаемые читатели, вы помните Тамару Кайрукову? Конечно же, помните. Она была одним из первых сотрудников нашей редакции. Проработала корреспондентом «Сельской нови» почти двадцать лет. Уходила в надежде на спокойную жизнь и достойную оплату в другую сферу — не получился из нее чиновник, как не суждено было стать и педагогом: начинала-то в школе с детьми. Тамара — поэт по духу и образу мысли, и только работа в газете могла более менее соответствовать состоянию ее души. Ушла на заслуженный отдых корреспондентом «Чемальского вестника», я про себя называю его (газету, вестника) порождением «Сельской нови» - район-то был один — общий. И потому что там со временем появилась Тамара. Сколько раз я пыталась ее переманить снова в Шебалино — не вернулась в нашу редакцию. Потому что в Аносе жила мама, потому что там в Чемальском районе особая атмосфера, которая привлекает всех пишущих (рисующих, поющих) людей. Там их таланты начинают высвечивать по-особому, играть новыми гранями... И так, встреча с Тамарой — поэтом, прозаиком — наконец-то нашла время выплеснуть все, что накопилось годами. Вашему вниманию предлагаем начало ее книги — вы ее первые читатели и первые критики. И нам будет важно узнать ваше мнение о прочитанном. Эта книга о газетчиках, друзьях, героях моих очерков, интервью, о тех, кто мне симпатичен и к кому я испытывала притяжение. То притяжение, которое помогало жить, невзирая на сложности судьбы. Работа человека делает. Благодаря бабушке с ее неизменным в детстве: «Спроси у дяди время», «Узнай у этой тети, какую погоду передали на сегодня», а, если мы в столовой, «Купи то, что не знаем», научилась сносно говорить с незнакомыми людьми, поэтому «язык до Киева доведёт» теперь. Но я совершенствовалась дальше, в процессе работы, и довела себя до такой степени, что по первой фразе могла почти безошибочно определить, какой передо мной человек. Я о встречах с людьми на газетном поприще. Да и легко было это сделать. Если он духовный, значит, благородный. А духовность – это понимание ближнего. Если этого понимания нет, ничто нас уже не спасет. Именно в газете, учишься понимать людей и не верить им. Когда просишь, напишите об этом в газету, уверяют: «Обязательно напишу» (так хочется заполучить эти драгоценные, индивидуальные мысли человека, как мне казалось, интересные для читателя). И не пишут. А ты простодушно ждешь, не почувствовав в голосе респондента неправды. Потом замечаешь, какие люди обязательные, какие нет, подозреваешь их в чем-то. Простодушие, как рукой снимает. И только с годами понимаешь: у человека и без тебя много работы, хлопот, забот… Но если бы спросили, что больше всего нравилось в моей профессии, ответила бы: встречаться с людьми. С ними интересно. Они, как книги. Они притянут к себе настолько, что на какой-то период увлекаешься их увлечениями, стараешься прочитать то, что они читают, начинает нравиться их дело. Но ненадолго, потому что у тебя есть свое. Моя профессия научила меня чувствовать людей. Накапливается определенный багаж общения, мастерство общения. Несколько часов беседы, и человек остается в памяти надолго, возможно, навсегда. Его способностям удивляешься, вместе с ним пытаешься дойти до истины, его внутренний мир стараешься принять. И чем выше мое восхищение, тем свободнее пишется. Жизнь быстротечна, наполнена суетой, буднична. Что-то успеваешь в ней сделать, а до чего-то не сразу доходят руки. Но есть слово «надо», которое заставляет на время забывать о домашних делах, бросать их на полпути, и идти к людям. И это «надо» доставляет праздник душе, дарит приятные впечатления. В электричке из Заринска в Барнаул, помню, разговорилась с местным поэтом, жаль, не запомнила его имени, читала ему свои стихи, слушала на них критику, а также его стихи. Он посоветовал: «Пиши очень много. Пиши каждый день. Пусть это впоследствии придется выбросить, но пиши. Ни дня без строчки! Так ты отточишь свое перо, станешь писать лучше. У нас с тобой, Тамара, божественный дар, он помогает в жизни, он сделает тебя счастливее. Ничто не сломит тебя, никакие несчастья, жизненные неудачи не властны над тобой, пока ты пишешь». Его словами обращаюсь к молодым. Это душевный труд, это праздник сердца. И учиться, я поняла, надо всегда, сколько бы тебе ни исполнилось лет. Интернет кишит советами, как написать рассказ, повесть, роман, как стать писателем-фантастом, критиком и даже детским писателем. Говорю себе: «Сколько бы раз ты ни читала все эти правила, писать от этого лучше не станешь. Если хочешь быть очеркистом, читай очерки, рассказчиком – рассказы. А, чтобы стать хорошим писателем, набирайся знаний, самых разных». Но стать хорошим писателем трудно. Очень. Кто-то, может быть, спросит: все ли люди одинаково интересны газетчику. Все, если стремятся к самосовершенствованию. За время работы я встречалась со многими людьми, и всем хочу выразить признание. Что бы в этой жизни ни происходило, какие бы новые ценности ни являли себя на смену предыдущим, а люди, окружающие нас, по-прежнему отдают себя избранному делу, воспитывают детей, придерживаются тех нравственных норм, которые им привили в семье и которых они достигли, благодаря своему умению доходить до истины. Ни в одном из тех, кем восхищалась, я не разочаровалась, хотя идеальных людей нет, у каждого свои слабости, но ценности огромные. Это большая ответственность – писать о человеке, и искажать здесь ничего нельзя. Какое я имею право недооценить своего собеседника, не почувствовать его душу, не показать его индивидуализм, его особенность. Я не забуду этих встреч, наполненных искренностью, откровением, душевной гармонией, встреч, дающих сердечное тепло. Т.Тодошева ГЛАВА 1 ИНТЕРВЬЮ САМОЙ СЕБЕ Никому из пишущих людей я не давала интервью, даже не знаю, как это получилось бы у меня. Радуясь умению собеседника тонко чувствовать себя в окружающем мире и окружающий мир в себе, его способностью точно излагать свои мысли, я, возможно, не смогла бы беседовать с журналистом так, как беседовали со мной герои моих интервью и очерков. Для того, чтобы написать очерк, говоришь с человеком не меньше, скорее даже больше, чем, когда готовишься писать интервью. Но в течение всей творческой жизни я давала интервью самой себе, и это порой сопровождалось серьёзными душевными осложнениями. Беседовать с собой трудно. Нужен выход из того, что осознал, нужно понять, как жить дальше, чтобы больше не ошибаться и не страдать, а знать наверняка, как поступить в той или иной ситуации. И всё-таки, именно в беседе с собой, нет-нет да приблизишься к той внутренней черте, и тогда наступает озарение. «У меня настолько обнажено сердце, я теперь любого пойму…» Да, иногда так кажется, и человека действительно начинаешь понимать. Это не приходит даром. Чтобы подобное произошло, надо что-то вынянчить в себе; то есть думать, не обязательно о положительном, пересилить в себе это отрицательное. И, если это что-то заденет тебя, заставит испытать огорчение, тогда всё становится на свои места. Именно поэтому обнажается сердце. Но понять, не значит, поддерживать. Иногда говоришь с человеком, чтобы убедить его в собственной неправоте, со стороны почему-то виднее, и чувствуешь, как надо говорить: резко или бережно. Чаще – бережно. «Кто-то искренен в своих чувствах, мыслях, впечатлениях, а кто-то их скрывает, выдает себя не за того, кем является. А мы видим то, что сверху, что качается на волнах нашего понимания, глубины не замечаем. Чем больше в нас духовности, тем глубже наша внутренняя философия, тем лучше понимаем ближнего. Но как часто нам не хватает духовности, и внутренней философии нет! Так получается. И всё равно делаем выводы, без этого не можем. «Не суди и не судим будешь».Чем меньше глубины в нас, тем больше обсуждаем и осуждаем людей. Тем меньше разбираемся в себе». Сколько раз замечала, осуждают и обсуждают других те, кто ставит материальное выше духовности, себя выше других. Горделивость звучит в их словах: «А вот у него…», «А вот у меня…» Получается любование собой. Понимания ближнего нет. «Почему мягкость в человеческой натуре, та бесценная особенность щадить душу другого человека считается слабостью и презирается многими? А мне именно такого друга всегда хотелось найти: мягкого и бережливого, не способного на крутые разборки. Хотя сама очень требовательна. Но щадить души подобных себе, я, кажется, смогу…» Возможно, из-за этого тоже кажусь другим слабой, но силу своего характера не измерить, такого прибора нет... Часто бывает так: сильный по натуре человек считает себя слабым, сомневаешься: может, правда. Но, поговорив, убеждаешься в обратном. Сильный человек приятен, добр, никогда не хвастает собой, много улыбается, у него всегда хорошее настроение, а, если ему плохо, об этом никто никогда не узнает. Деликатность – черта сильных людей. Порой силу характера путают с грубостью, бессердечностью. «В творческих муках рождается произведение, в физических – новая жизнь, а в муках душевных открывается истина…» «Успокойся», - говорю себе, когда считаю, что наконец-то дошла до истины, но не одна. Эта фраза настолько глубока, что так, конечно, уже давно сказали. Но она посетила и меня, я дошла до нее сама, мучаясь душевно, я тоже автор фразы. Она осветила мой мир особым светом. За этот свет благодарю тебя, судьба…» Авторство – это свет. «О том, что человеческая жизнь – игра, причём, с самого начала, я поняла в 17 лет. Поздно, наверное. И ещё я поняла тогда, что только в детстве эта игра настоящая. Но наступает момент, когда играть не хочется. И тогда к тебе приходит или пустота, или мудрость…» Если бы данная мысль пришла ко мне раньше... Но лучше поздно, чем никогда. Пустота – это когда думать не хочется не потому, что всё передумано, а думать уже не можешь. Всё! Душевный кризис! Будущего больше нет! Тут не до игры. Но жить настолько интересно, ведь в жизни всё переменчиво, главное – ты меняешься, то есть твое настроение. Над тобой иногда будто встаёт солнце. И в этом твоей заслуги нет. Просто, тебя ни с того, ни с сего посещает радость. И будущее вот оно – протяни руку! Натуру не изменить. Человек меняется, но не его натура. Именно её мы чувствуем, когда знакомимся с кем-то. Но нельзя сказать, что мудрый человек открыл для себя все истины и сидит, ни о чём не соображая. Мыслям нет конца, если человек живёт. Другое дело, если ему играть уже не хочется. Из-за мудрости. «Глубокий внутренний мир – это не гулкое просторное помещение, которое надо непременно чем-то заполнять. Глубокий внутренний мир – это серьезные знания, помноженные на собственную философию и психологическое чутьё. Они расширяют это помещение, раздвигают его стены, его границы. Разве можно почувствовать, что подобный мир перестаёт вмещаться в тебя? Мне не взорваться от собственной мудрости. Мне не хватает знаний…» И это серьезно огорчает. Чем старше становишься, тем больше понимаешь, что знаний катастрофически не хватает, тем больше желаешь познать новое, но всему свое время. Моя бабушка по матери, Аксинья Ипатовна, по мужу Кайрукова, говорила мне, десятилетней: «Всему учись сейчас. У тебя сейчас самая светлая головка, самые быстрые ножки, самые ловкие ручки», и на алтайском языке это очень красиво звучало. А я боялась садиться на велосипед. Когда мне его предлагали, мою душу охватывала паника. Я научилась сносно гонять на нем в семнадцать лет, правда, не была виртуозом, но прошло время, и в течение нескольких десятилетий на него не садилась, теперь опять боюсь его. Да, чему не научишься в детстве… До сих пор считала, знания и впечатления – две параллельные линии. Нет, это нити, которые пересекаются, перехлестываются между собой. Они прекрасно дополняют друг друга. И, когда это происходит, рождается мысль. Вот тут в качестве примера хочется привести стихотворение «Муссонный ветер». Я уже заговорила стихами. Один из моих друзей Виктор Данченко (псевдоним в обществе нас всех – Гонсалес) убеждал меня: «Стихи не пиши, это неблагодарное дело. Нужна точность слова, фразы, яркость мысли, особая (авторская – Т.Т.) рифма. Лучше возьмись за прозу» Тогда подумалось: «Но я не Толстой, чтобы писать прозу». «Но и не Бродский», - пришло в голову через два дня. А через неделю занималась генеральной уборкой дома и уронила с полки «Иллюстрированный энциклопедический словарь». Он открылся, и мои глаза зацепились за «муссонный ветер». Помнила со школы, он – сезонный, но прочитала: «Устойчивый сезонный ветер, дующий зимой с суши на море, летом с моря на сушу». Уборка отодвинулась на второй план. Я писала стихи. Мне руки трогал муссонный ветер… Песчинкой стану и вдруг открою, Что даль прекрасна, что солнца нет мне, И только волны встают стеною. Мне холод плечи объять стремится, Печально чайка в глаза посмотрит, А подо мною черна водица, Черна водица. Кто с этим спорит? О ветер, силе твоей подвластна, Хочу стать слабой! Но будет малость Мне стоить жизни. Так, значит, знать я Должна, что жить мне чуть-чуть осталось, Что под ногами опоры нет мне, Что на плаву удержаться надо, Что повстречалась с муссонным ветром! А, может, это судьбы награда! О море, разве я так хотела… Твоя волна мне о сердце билась… Но только, если б не этот ветер, Твои бы тайны мне не открылись. Он враг, он друг мой, он мой спаситель, Бороться с ним нелегко, но нужно. Настанет время, как прежний житель, Я с этим ветром вернусь на сушу. Стихотворение это вышло в «Чемальском вестнике», и Виктор встретил меня картинно преклонив одно колено и поцеловав правую мою руки: «Это тебе за «Муссонный ветер». Пиши стихи». Они с женой Ларисой – давние мои друзья-москвичи, всегда радостно потешались над очередным моим «шедевром»-прозой, сами же направив меня к ней; возможно, их трогало, с каким пристрастием я описывала известные или наоборот неизвестные мне вещи, например, планету Марс в моем материале «Фаниазии и реальность», который был задуман, как эссе, и незаметно для меня перерос в очерк на заданную тему, как изложение отдельно взятого мною вопроса. Ох уж эти жанры журналистики, иными словами, желание критиков или кого-нибудь ещё всунуть нас в какие-то параметры, границы, из которых мы, не дай Бог, не выходили бы. Почему в этой жизни человека во всём надо ограничить, даже в творчестве. Я сейчас говорю обо всех людях, о художниках тоже, как я их люблю, этих любителей красок. Кстати, сначала у меня появилось стихотворение «Марс». Мой сын Витя четвероклассником принес черновик своего сочинения «Путешествие на Марс» с просьбой проверить его. Читаю: «Мы с одноклассниками шли по красной потрескавшейся поверхности планеты. Вокруг нас был тусклый, красный свет…» Мне этот свет и цвет не понравились, мне дороже земной – голубой, и я говорю: -А, может, вместо красного ты придумаешь другой? Например, голубой. На это получаю весомый ответ: -Но Марс красный. -Тогда неси энциклопедию, - изрекаю я. Читаю о планете, пополняю свои знания. Опережая друг друга, и теснясь, из меня полились слова: Планета Марс, как Бог войны, Для вездесущих древних римлян, Они придумали ей имя. Ее глаза воспалены, Огнем сияют во Вселенной. Там россыпи немых камней Средь многочисленных цепей Вулканов, кратеров безмерных, Песок и пыль буранов гневных И высохшие русла рек Не остановят точный бег. Бег времени. И непременно Я буду думать: «Что с тобой Могло произойти, планета?» Ты от заката до рассвета Ведёшь отсчет себе самой. Ты для чего-то создана. Как знать, какой ты быть должна. Так что знания – это ещё и новые стихи, к ним нужно стремиться. Хорошо бы написать о Гималаях, которые ежегодно становятся выше на несколько миллиметров. Считающие так, заявляют: «Осадки выпадают, превращаются в лёд, он нарастает». Но ледники сползают. Или с вершин Гималаев не сползешь? Риторический вопрос для меня, ответа нет, как нет практики и знаний. Мне бы учёного альпиниста, побывавшего на самой высокой вершине планеты! Я теперь поняла: человека воспринимаю, как книгу, потому что слишком любопытна, и знания хочу получить без усилий, прямо сейчас, от сведущего человека. Он добавит ещё что-то очень ценное, из своего жизненного опыта, из практики, а это нигде не возьмёшь, это надо испытать в течение определённого времени. «Вполне возможно, что Всевышний наделил меня не писательскими способностями, а силой слова, чтобы я помогала людям пересилить душевную боль и открыть для себя источник радости. Как сказал о себе алтайский поэт Николай Багыров: «Я – не творец. Я – настройщик человеческих душ». Всевышний дал мне всё, что мог, а я не достигла гармонии. Я эту силу слова использовала против себя самой…» Такие мысли порой выбивают из накатанной колеи, и однажды я потеряла покой. Непонятно что меня мучило, заставляло думать, искать выход. Откуда? Куда? Я не знала. Всему виной были сила слова и я сама. И вот пути-дороги газетчика занесли меня в Аскат, я решила собрать материал на тему «Белуха. Взгляд спасателей». А направлялась к Сергею Голодному и Юрию Казакову, работавшим спасателями на Белухе. И как всегда не могла пройти мимо дома Веры Леонидовны – жены скульптора и художника Кузьмы Исаковича Басаргина, которого считала своим духовным соратником; именно в беседе с ним я достигала таких философских глубин, о каких не имела представления, не думала, что они могут прийти ко мне в одиночестве! Соратником не потому, что я фанатично придерживалась его идей, а потому, что ни одну из них он не навязывал мне, он просто вызывал продолжение моей мысли. Как я ценю таких людей! Навязывание собственных взглядов всегда отталкивает. Чем упорнее оно, тем больше отторжения. Наверное, поэтому на факультете журналистики, когда нас учили писать, предостерегали: «Никакой дидактики! Убеждайте читателя своим примером, примером других, знаниями. Знания – сила! Но учить жить его не нужно». Также говорили: «Если хотите, чтобы вам поверили, скажите просто: «Так считаю я, но вы можете думать иначе». Однако идею свою преподнесите настолько глубоко, насколько готов принять её ваш читатель и поверить вам». Как раз был день памяти Кузьмы Исаковича, со дня его смерти прошло тогда 40 дней. И Вера Леонидовна попросила меня зайти в мастерскую Бориса Суразакова, чтобы от её имени пригласить его на поминальный обед. Я не планировала встречаться с художником, но Верину просьбу с удовольствием выполнила. Несмотря на мою хорошо видимую занятость, он налил мне кружку горячего чая. И в беседе с ним, скрывая свои душевные переживания, я со смехом поведала о том, что мешало моей душе жить радостно. -Во-о-т! – сказал художник с улыбкой и со значением, он прекрасно понимал меня: счастье, когда тебя понимают. – Тебе действительно дана сила слова, и тебе надо быть осторожной. Чем больше Всевышний даёт, тем больше спросится после смерти. Ты пишешь пером, а я кистью. Хоть и не чувствуем этого, но нам с тобой дано чуточку больше, чем кому-то другому, нам даже думать плохо нельзя, за все отвечать придется. И стало легче. Я поняла, как надо думать и жить. Опять на память приходят слова бабушки. Мне было ещё далеко до серьезного становления, я еще только играла, даже не играла, заигрывалась, много рисовала в самодельных блокнотиках, читала сказки, а она загружала мое сознание такими мыслями: «Много не смейся и не хохочи, подумают, глупа. Много по пустякам не плачь, накличешь беду. Много не радуйся, желая, например, через неделю поехать с тетей в Барнаул, и не надо показывать мне календарь с числом вашего отъезда, вдруг у неё появятся другие дела, и она никуда не поедет. Тогда будешь переживать, не почувствуешь радости, жизнь покажется скучной. Надо жить ровно. Дружи с теми, кто образованнее тебя, и тогда их знания перейдут к тебе по воздуху. Не пей вино с теми, кто пьет его больше тебя, иначе их жажда перейдёт к тебе по воздуху. Встречайся только с теми, кто мудрее тебя. И тогда их мудрость перейдёт к тебе по воздуху». И еще она говорила: «Если ты скажешь своему ребенку «нельзя», всегда объясни, почему нельзя». Она умела растолковать любое свое «нельзя», а я не вникала в ее советы и часто думала: «Опять она говорит не то. Ну, как знания могут переходить от одного человека к другому по воздуху?!». Ох уж эта бабушка, Аксинья Ипатовна, рождённая на свет в 1888 году. Теперь ясно: её слова – золото, они сказаны чуточку раньше, чем следовало, она не дожила до моего становления, но лишь бы они не были сказаны поздно. Среда обитания влияет на нас. «С кем поведёшься, у того и наберёшься» - звучит пословица. Она была интересным человеком. Не от неё ли эта страсть к интересным людям? Работая в «Чемальском вестнике», еду утром на работу. Человеком, остановившим подле меня свой автомобиль, оказался Вадим Захаров из Аската. В поисках душевной гармонии он приехал в Горный Алтай из Новосибирска, построил дом. Он вёл машину молча и уверенно. Дорога стремительно, будто сквозь меня, уходила назад. Я тоже молчала. Говорить ни о чем не хотелось. И вдруг: -В поисках смысла я прочел много духовной литературы. Пришел к выводу, надо работать над собой, надо уметь управлять собой. Зачем? Чтобы быть центром Вселенной. Чтобы быть счастливым. Много не плакать, не смеяться, не радоваться. Стать сильным духовно. Стремиться к высоким знаниям, совершенствовать свой внутренний мир, и чувствовать окружающий. Ограничивать свои желания, если хочешь быть радостным. Чем меньше желаешь, тем меньше страдаешь, тем больше счастья. Радоваться каждому новому дню, жить проще, жить в гармонии с природой, людьми, собой и благодарить Всевышнего за радость и страдания, которые ты можешь осилить. Вот когда почувствуешь: ты – центр Вселенной… Беседуя с ним, я записывала цитаты. Может, прав Александр Блок:
И, наконец, увидишь ты, Что счастья и не нужно было, Что сей несбывшейся мечты И на полжизни не хватило, Что через край перелилась Восторга творческого чаша. И все уж не мое, а наше, И утвердилась с жизнью связь. Но только с нежною улыбкой Порой ты будешь вспоминать О детской той мечте о зыбкой, Что счастием привыкли звать. В юности я не понимала мыслей поэта. Как это он не хочет счастья? А мы, не успев достичь совершеннолетия, уже столько раз о нем мечтали. Женя Тукуеков сказал однажды: «Только одно благо судьба дает человеку бесплатно». «Все остальное, что ли надо заслужить?» - подумала я. Но как умилостивить ее? Она непреклонна, до поблажек дело не дойдет. И только в зрелости поняла смысл выражения: «Счастье – это относительно», да, его надо заслужить. Нам судьба бесплатно дает спутника по этой сложной, непредсказуемой жизни, а мы его не понимаем и изводим до тех пор, пока он или она позволяют себя изводить. Мы же особенные, а спутник нет. Нам судьба бесплатно дает детей, мы, со своей излишней любовью, мешаем им жить в полную силу: «Туда не ходи», «С ним не дружи», «В это учебное заведение не поступай», «На ней не женись». Нам судьба бесплатно дает землю, на которой родился, мы не думаем, что ее, так же, как родителей, надо беречь. Опять же, счастлив тот, кто духовен, кто совершенствует себя, кто старается стать лучше. Обучаясь в университете, мы действительно всему учились друг у друга. Собираясь в группы, говорили обо всем, что слышали и чего не слышали на лекциях, делились информацией, читали новые произведения, которые появлялись в свете: «Дети Арбата», «Доктор Живаго», «Плаха». Тем более, что были заочниками, работали в разных изданиях страны, многие имели семьи. У каждого был свой багаж знаний и опыта. Общаясь, мы, действительно, получали знания по воздуху. Люди, родившиеся в конце 19 века, безграмотные и простые, очень сильно отличались от нас, не зря астрологи, составляя свои прогнозы и определяя по ним характеры и судьбы, обращают внимание на цифры, связанные с датами рождения. Да это и понятно. Другое время, другие нравы, другие мысли, другой опыт жизни, более близкий к появлению на земле человека, сколько бы с того момента ни прошло лет. Мне кажется, они сильнее нас чувствовали и ценили магию слова. Значит, слово – есть Бог? Значит, сначала действительно было слово. Значит, слово материально, а слова и мысли неразделимы, но как сложно бывает их объединить, потому что надо думать. Почувствовав это, написала стихотворение: О моя вдохновенная мысль, Ты сама по себе так красива, Но в слова облачившись, Ты теряешь свою красоту. О моя вдохновенная мысль, Ты, как нежный котенок, игрива, И с тобой непрестанно Я борюсь и духовно расту. О моя вдохновенная мысль, Я ловлю тебя, словно синицу, И тебя так легко, Ухвативши, опять потерять. О моя вдохновенная мысль, Ты энергией сердца продлишься, И тебя я заставлю Незаметно рождаться опять. В четвертом классе написала свое первое стихотворение и запомнила его, видимо, навсегда, вот такая замечательная у младших школьников память. Пришла с первомайской демонстрации, а дома никого нет. Хотелось поделиться впечатлениями о празднике с домочадцами. Молчать, видимо, было трудно, и появилось четверостишье: Да здравствует 1 мая, Сегодня везде и во всем Под знаменем красным шагая, Счастливую песню поем. У меня никогда не было желания чем-то достигнутым хвастаться, к тому же я не считала это стихотворение достижением, поэтому об этом не узнал никто, даже брат, с которым мы привыкли делиться своими секретами. Тогда мы жили в селе Кызыле-Улусе Алтайского края, ранее Сорокинского, теперь Заринского района, в тех краях родились и похоронены мои далекие предки. Друг моего мужа Николай, родом из Каспы, шутил на этот счет так: «Что значит, Тамара, Кызыл Улус? Или у твоих односельчан красные лица, или вы слишком революционные?» И то, и другое моим землякам соответствовало. Училась я в соседнем селе Крутое, так что путь до школы был очень сложным: от моего крыльца до дверей детского учреждения четыре-пять километров, поэтому я очень любила воскресное утро, идти никуда не нужно, зато в воскресенье вечером уже брала забота: завтра опять в школу. Нас, кызыл-улусских ребятишек, пытались возить зимой в конных санях, очень весело было, особенно в метель, стихия нас вдохновляла, а весной – на тракторе с тележкой. Но, мне кажется, чаще всего мы ходили пешком. Однажды вместе со школьной сумкой меня смыло весенним потоком, вылетающим из глиняного оврага, с небольшого, транспортного моста, как только я ступила на него. До дома третья, последняя часть пути оставалась. Водопадом сбросило вниз, затянуло в водоворот и понесло по ровному простору, заполненному глиной и водой. Меня со смехом спасли старшеклассники, совсем не думая о том, что совершают подвиг, а я не выпустила из руки сумку, ведь ругать будут, если приду на занятия без тетрадей. Всё равно ругали, они были грязные, но дома я протирала их и сушила. А как трудно было преодолевать свежие снежные заносы после метельных дней и ночей, пока они не укрепятся! Выпавшие на детство преодоления помогают и в жизни преодолевать самые настоящие трудности. Но радость тоже была, так что умели радоваться. В степи очень много снега, мы катались на санках с крыши нашего дома, въезжая и съезжая по дороге с одного снежного бархана на другой, но мама не разрешала нам таким образом развлекаться: вдруг провалим крышу. Зато её так часто не бывало дома, она работала животноводом. У меня две родины милые: Горы и степь. У одной на озерах лилии Стерегут рассвет. Раскрывают навстречу солнцу Лепестки свои , У другой до самого донца На озерах огни. Устремляются в небо рефлексы С голубых зеркал, Замирают в воде отвесы Молчаливых скал, Отражаются в них туманные Сказочные белки. А другая зовет буранами Пьяными от тоски. Там дети зимой по сугробам На саночках с крыш летят, Там, вечерами, багровый Целует землю закат. И солнце огромное, красное, Усталое, без лучей, Там горизонта касается, Когда завершается день. У меня две родины милые – Горы и степь. Мне без разницы, где счастливою Сторожить рассвет. В степи лилии росли не в озёрах, как нам казалось, а в обыкновенных прудах. Это я говорю после встреч с озёрами Горного Алтая, например, Телецким. Вот где настоящие озера! А огромный бело-розовый цветок лилии в тех прудах с тиной и вязким дном, дарованный мне судьбой в детстве – чудо необыкновенное. Мне их вытягивал со дна младший брат Юра и подплывал с ним ко мне. Они росли далеко от берега, в середине, я боялась к ним приближаться, так как один молодой мужчина поделился со мной, ребёнком, своими мыслями. «Они такие красивые, - говорил он задумчиво, - их обязательно кто-то охраняет. Кто-то большой, мохнатый и добрый. Подплывёшь к цветку, а он не отдаст тебе его, будет держать снизу». Когда я об этом говорила брату, он лишь смеялся. Как мне нравятся мужчины, не боящиеся всего необычного, и, как мне нравятся мужчины, которым приходят в голову такие истории! Стебель у цветка был измучен руками брата, мы полностью срезали его, несли в ладошке, а дома помещали в блюдце с водой. Сказочный вид. А домочадцы требовали больше не рвать эти цветы. Еще в начальных классах обратила внимание на то, что многие писатели-классники обращаются к своей Музе. Чувствуя в этом какую-то необходимость, я тоже обращалась к ней. Получилось такое общение с Музой: Как соринка в глазу, Ты мешаешь, мешаешь мне. Разве можно, скажи, Быть такою навязчивой? Я тебе на алтарь Свою душу несу, несу И себе же самой Кажусь незрячею. И зачем ты такая? А еще называешься Музою, И тебя, как Богиню, Почитают и ждут. Ты каких выбираешь И каких называешь послушными? Лишь с тобой обречен Процветать поэтический труд. Все поэты к тебе Обращались, и я не последняя. Будь соринкой в глазу, Будь Богиней, навязчивой будь! Только магией слова, Возвышенной, словно Вселенная, Озари мою мысль И вести за собой не забудь. Она действительно озаряет магией слова, но стихи почти не пишу, слишком они простые. А хочется, как Марина Цветаева играть словами, высекая из них искры, когда, слишком точные, они ложатся на бумагу рядом.
