Год семидесятый. Мне едва исполнилось восемнадцать, и я в армии. В Германии, в восточной, тогда была ГДР. Одно, двухэтажные домики, желтые черепичные крыши, аккуратные скверы, мощённые булыжником улицы и свойственный немцам порядок и чистота. Учебка, танковый полк. Служба в армии – это, в первую очередь, очень тяжелый труд. И не только труд солдат. Хорошо работают офицеры – значит, в подразделении дисциплина, порядок, боеготовность. Каждое утро командир полка и все офицеры строились на физзарядку и все, все бежали три километра кросса, во главе с командиром. И все занятия по учебному плану, и «отцы командиры» всегда, где-то рядом. Страшно тяжело, но не было «дедовщины». Подшучивали, подгоняли, сержанты наказывали за оплошности, но не могу вспомнить ни одной драки. Танки, всегда заправленные под завязку, с полным боекомплектом, в любой момент готовые к движению, да и чехлы с пушек снять было делом секундным. Помнится, даже, прежде чем идти на обед, мы обязаны были соединить гусеницы, если они при обслуживании были разобраны. Запомнились ученья, танковая дивизия на марше и в наступлении, а сверху ещё и самолетики летали. Страшная сила. Сколько хватало взгляда с башни танка, везде танки, зенитки, грады, тягачи с артиллерией, машины с пехотой. В душе гордость за армию, за Родину. И тогда, и сейчас я с уверенностью думаю: поступи приказ, и через пару суток наши три танковые армии были бы в Париже. Уверен, никто и ничто не смогло бы их остановить. Тяжело слышать и видеть, что осталось от армии в результате двадцатилетних реформ. Всё предано и продано, и министр обороны - бывший торгаш. Прости, читатель: задумаешься и начинаешь понимать, лучше не думать. Просто лучше вспомнить весёлое и смешное, что было, когда мы были молодыми и носили погоны. …Четвёртый месяц в сапогах, волосы уже отрасли, но нас, «салаг», всё равно за версту узнать можно. Ноги в сапогах болтаются, пилотка сваливается, затянешь ремень по уставу, как старшина велит, затянешь так, что пряжка позвоночник чешет, гимнастёрка начинает топорщиться как у балерины пачка. И всё время, хочется спать и жрать. Гоняют всех одинаково, и работать всем одинаково приходится, а посмотришь на «стариков», те ночами не спят, к дембелю форму готовят, альбомы рисуют. А главное, все стройные, красивые и весёлые. Конечно! Им осталось служить по два месяца, тут можно веселиться. Друг над другом подсмеиваются, над нами, молодыми, потешаются. Вано Мишеладзе, механик со второго танка, узнал, что я с Горного Алтая. Давай на днях расспрашивать. - Вас там как в горах, в армию забирали? - Обыкновенно. Повестка, медкомиссия. - А я слышал, что с вертолётов, вас сибиряков по горным ущельям вылавливают. Всех, признавайся, выловили, или ещё много бегают? - Бегают, - говорю. - А что так? - Да ... , вертолёты эти забрали. - Куда забрали? (Лучше бы я десять раз промолчал и про вертолеты и про наш призыв). - Да, говорили, что вертолёты на Кавказ отправили, «где Арагва и Кура», там по ущельям много молодёжи поймать не могут... Мне-то что! А вот над Вано дембеля два дня хохотали. Он мне сегодня и отплатил. Разрешил мне старшина на танке прокатиться. Механики-водители вождение отрабатывали с полосой препятствия, минными полями, горкой, бродом, и километров десять по пересечённой местности. Уселся я на командирское место, за открытый люк держусь, голова в шлемофоне над люком возвышается. Слышно по связи, песни Вано поёт, то на грузинском, то на русском. А танк летит в умелых руках. Не сбавляя скорости, через мостоукладчик, не сбил ни одного колышка по минному полю, сзади туча пыли, в лицо тёплый ветерок. Задумался, размечтался. Вот бы меня сейчас мои одноклассницы увидели, мамка… Разинул рот, и не придал значения, почему Вано из походного в боевое переместился, и люк закрыл. До конца трассы осталось метров триста, впереди брод, а Вано зубы заговаривает. - Так, значит, вертолёты на Кавказ забрали? Это что, нас, грузин, ловить? - Ну .... - Нехорошо, Василий, нехорошо обижать грузинского дедушку. Ой, как нехорошо! В это время, танк, чуть притормозив, падает в брод с водой. Вода, если эту жижу можно назвать водой, летит через корпус и башню. Нет, сам я, за исключением лица, весь абсолютно чистый, и в танк вода не попала. Хорошо хоть рот успел закрыть. Остановилась машина на исходной, вылез Вано - зубы скалит. У меня, тоже, наверно, одни зубы белые. Достал термос с водой. «Иди, умываться будем, а то до обеда обсохнешь, долбить придётся!» Все хохочут, да и мне самому смешно, чуть пригнись за крышку люка, и был бы чистым. Ушла последняя машина, Сергиенко, моего механика-водителя. Тоже дед, сейчас он, по возможности, будет гусеницами равнять трассу, а после обеда вся рота лопаты, топоры в руки и восстанавливать и минные поля, и окопы и всё что задавили, поломали, обсыпали. Нашему колхозному бульдозеристу Феде на неделю работы, в трезвом состоянии. А тут – хошь, не хошь, мож, не мож, а до вечера надо сделать. Хорошо, на полигоне можно посидеть и даже прилечь, пока никто не видит, и время здесь быстрее летит, и по три километра перед обедом и вечером не бегаем. Обед! Лучше обеда в армии может быть только отбой. Идешь на обед, и ноги пляшут, и песня звучит задорнее - желудок подпевает. А после обеда даже сержант становится добрее. Послеобеденный отдых. Деды расположились на полянке под дубом, опять хохочут: где-то солдатский чайник нашли. Мы, молодые, поодаль прилегли. Подальше оно спокойнее. Есть не хочется, - поспать бы не мешало. Только глаза прикрыл. Слышу, кричат: «Рядовой Пацкан!» Эх! Нехорошая у меня для армии фамилия. Вот рядом лежат Оразбердыев, Новоземляникин, такие же молодые, как я, заряжающие. Но ведь сержант не дурак язык себе ломать на этих фамилиях. Как чуть что, сразу Пацкан. Они на моей фамилии командирский голос отрабатывают. - Рядовой Пацкан по вашему приказанию прибыл. - Вольно, вольно, рядовой. - Вот, что рядовой, я тебя сегодня на танке, как на такси, катал, катал. Ну да это ладно. Не в службу, а в дружбу, сходи в солдатскую чайную и купи менструации. Вот мы тебе денег собрали, бери чайник и дуй. Одна нога здесь другая там, и наоборот. Будешь через ручей переходить, чайник вымой, да на колонке не забудь ополоснуть. Выдал Мишеладзе мне деньги, чайник, а у самого глаза весёлые и зубы опять блестят. Остальные то же чему-то радуются. И уже вдогонку: - Старшине не попадись. Старшине, конечно, попадаться не стоит. Поэтому лучше идти лесом, путь длиннее, но мне спешить некуда. Вся рота сейчас пойдет трассу восстанавливать, землю кидать, а я, однако, хоть пару часов отдохну, сачкану называется. Вот и ручей, вода вроде светлая, но вся пропахла солярой. Песок, вода, будет чайник как новый. Мать, бывало, летом соберёт посуду и у речки песочком чистит. Вода в горной речке всегда холодная, чистая. Как они там? Наверно, целыми днями на покосе, хоть бы погода стояла. Ну, вот и посуда заблестела. Рядом колонка водопровода, ополоснул чайник, напился. Перед входом в чайную ослабил ремень, разгладил гимнастёрку, пилотку поправил. Видел, продавец молодая, красивая, похожая чем-то на Вальку Петрову, нашу школьную красавицу. Такая же круглолицая, голубоглазая, пухленькая. И в полку, и здесь, на полигоне, товары в чайной всё немецкие, яркие этикетки, красивые бутылки. В них всякие деликатесы. Вот и этот «лимонад», за которым меня послали, я не пробовал. Да на мою получку много ли попробуешь. В чайной посетителей не было. Продавец, видимо, прибравшись, сидела за прилавком с книжкой. Нет, она верно красивее Вальки, и, может, чуть постарше. Окинула меня быстрым взглядом, чуть заметно улыбнулась. Конечно же, сразу вычислила мой служебный стаж. Хоть я и пилотку чуть на бок одел, и вид вальяжный сделал. Поставил чайник на прилавок, считаю деньги, не много же «старики» отвалили, тут, пожалуй, на две бутылки лимонада не хватит. Подошла продавец, смотрит с интересом на чайник, на меня. - Что вам, молодой человек? - На всё - менструации. Что-то нехорошее промелькнуло у неё в глазах, румянец вспыхнул. Отвернулась и ушла в подсобку, я думал - за товаром. Выходит, разрумянилась, улыбается. Подошла поближе, деньги перебирает, а сама на меня смотрит. - Тебя кто послал? - Мишеладзе, - вырвалось у меня. И как она догадалась, что меня кто-то послал! У меня и сaмого столько денег бывает. - Мишеладзе… Мишеладзе? Это с какой роты-то? - С третьей. - А-а ... У вас ещё командир роты такой маленький. - Да нет! У нас командир роты здоровый! Капитан Капитонов. Я даже обиделся за свою роту и за своего командира, действительно здорового мужика. - Тебя-то, как зовут? - Рядовой Пацкан! - Я вижу, что не генерал, я спрашиваю, как зовут? - Василий. - Вот что, Вася, передай Мишеладзе, что пока товар не подвезли. Как привезут, я через pотного передам. А там, пусть сам приходит. - А вас как зовут? - Зося. - Зося!? Услышав такое имя, я искренне удивился. - Я белоруска с Полесья. - С Полесья должна быть Олеся. - Ну, это у Куприна - Олеся. Меня вот родители так назвали. - Да это я уж так. Зося - тоже очень красивое имя. Просто у нас в Сибири так девчонок не называют. - Ты из Сибири? - С Горного Алтая. - Это очень далеко? - На юге Сибири. Шесть часовых поясов. Взгляд Зоси чуть притуманился, наверно вспомнила родное Полесье. - Ну ладно, я пойду. - Вася! Деньги то забыл! Набрал в чайник холодной воды с колонки, прикрыл листом лопуха. Не идти же пустому, там, небось, мужики уже запарились, а вода во фляжках быстро греется. Всё хоть свеженькой водички напьются. Зося, Зося, какое красивое имя. Раздевшись по пояс, все работали. Засыпали выбитую колею, чистили, обсыпанные траншеи и окопы, ставили бруствера, размечали новыми кольями минные поля. Завтра придёт другая рота и опять всё повторится. Завидев меня, «старички» побросали работу, собрались кучкой, ¬улыбаются, деликатеса ждут. Нечего, и водички попьете, небось, не на курорте. Поднес чайник, поставил, отдаю Мишеладзе деньги. Стоит, на лице хитрая улыбка. - Чё! Задарма налили? - Товарищ сержант! Продавец сказала, что товар не завезли. Как привезут, она вам через ротного передаст. - Что передаст? Глаза у Вано полезли на лоб. - Ну, что товар привезли. - Через какого ротного? - Через нашего. - Она его откуда знает? - Я сказал. Тут к Мишеладзе подошёл наш взводный, и дружески похлопывая Вано по плечу, под всеобщий хохот объяснил непонятливому грузину, что при появлении у продавца товара, ротный непременно направит Вано к работнику торговли. Готовь Вано побольше посуду, что бы и домой в Грузию, на дембель мог чего увезти. А пока попей водички, остынь. Хохотала почти вся рота. И чего тут нашли смешного? И Мишеладзе что-то слабо огрызался. Выкидывая землю из окопа то с одной, то с другой стороны я слышал весёлые предложения. - Мишеладзе! Мы решили экипажем тебе, на большой термос скинутся. Вано! Ты как с таможней вопрос решать будешь? И опять хохот. Закончили работу. Оглядел нас взводный, заставил почистить сапоги, подтянуться. И вот уже строем по военному городку к казарме. Народу на улице не видать, так ребятишки бегают. Смотрю, наша рота Зосю догоняет. Идёт она куда-то не спеша, и юбочка не длинная и такая ладненькая вся. И вот мы её догоняем .... И тут наш взводный решил учудить, как-то раз он уже проделывал такую шутку. Командует: - Смирно! Равнение направо! Сам впереди, отдавая честь, а рота, строевым шагом, приложив руки и повернув голову должна шагать до отмены команды. Все уже тренированные, хотя так делают только при встрече с офицером. Офицер на такое приветствие кричит: - Здравствуйте, товарищи! За три шага набираешь воздуху и в ответ несётся многоголосое: - Здравия желаем, товарищ …! Зося, услышав команду, и топот наших ног, повернула голову, шутливо осматривая строй. Наши глаза встретились. И тут она, помахав ручкой, крикнула. Привет, Вася Пацкан! Дрессированный взвод начал набирать в легкие воздух. Не знаю, что бы мы могли прокричать, но в этот момент, наш взводный, гвардии старший сержант, отличник строевой, физической и боевой подготовки, запинается и падает на ровном месте. На него валятся две первых шеренги. Хохотала Зося от души, её голос звенел как колокольчик. И пошла, а наша рота за ней, уже не обгоняя, как осёл Шурика за Натальей Варлей. И было легко и весело. После ужина «старички» опять хохочут. Слышно, уже Мишеладзе задирает взводного. - Слышь, хохол! Оно, наверно, правда, что у глубоких «стариков» ноги подкашиваются. Может, костыли тебе сделать? - Может, поговорить со старшиной? Пусть он индивидуально с тобой строевой подготовкой займётся. - Ты, наверно, специально упал, чтобы побольше увидеть? Вот и вечерняя поверка, стоит рота по стойке «смирно». Старший сержант Бойко перед ротой, что называется, при исполнении, полный важной серьёзности. Строй побрит, подшит, начищен - придраться не к чему. И лишь глаза у всех искрятся неуставным весельем. Михаил Крапунов, Шебалино
