Во многом схожа жизнь детей военного времени, но у каждого она особенная, своя. В эти трудные военные и послевоенные годы в каждой семье были большие трудности, которые просто не под силу было вынести в одиночку. Только сплоченность и дружба людей того времени помогали выстоять и выжить. Хочу вспомнить о своем детстве. Я, Валентина Туяковна Чичинова (Какпакова) родилась 18 мая 1943 года в семье колхозника на стоянке Кыштылу в селе Бешпельтир, ныне Беш-Озек, Шебалинского аймака. Мой отец, Туяк Какпакович Какпаков, был глухонемой с детства из-за осложнения после перенесенной кори. Мама – Тарынчак Тюрековна Какпакова, была неграмотной, не знала русского языка. В нашей семье было пятеро детей. Самая старшая сестра, Таля, окончила четыре класса, работала чабаном. Брат Яшкан был в колхозной бригаде разнорабочим. А мы, трое младших детей, Шурка, я и Галя, находились дома с мамой. Тяжелым было военное детство и после войны люди голодали. Однажды при учете овец на стоянке, где мы жили и работали, не досчитались двух баранов. Мою сестру Талю из-за этого посадили в тюрьму на три года. Пасти овец было некому, нашу семью переселили в деревню. А бараны обнаружились весной – они высоко на горе запутались рогами в акациях, остались от них одни рожки, да ножки, но сестра срок отсидела до конца. Жить было трудно. Отца не принимали в колхоз - односельчане не умели с ним общаться. Но он не сидел дома – помогал людям, как мог: ставил петли на диких козлов, зайцев, сусликов. Он варил в казане добытое мясо и кормил нас, свою семью, всегда звал всех соседей, так как был один мужчина в округе, не мог не поделиться едой с голодными соседями. Папа был очень добрый человек, он изготовлял из ивовых прутьев морду (приспособление для ловли рыб), ставил в реке и ловил рыбу. Сам ее не ел, а делился уловом с соседями. Летом мама брала брата Шурку с собой на колхозный покос, возить копна, а нас с сестрой Галей оставляла одних. Тогда мне было четыре года, сестренке и того меньше. Однажды мы с Галей, проголодавшись, пошли искать ягоду, или маму – очень хотелось есть. Трава (полынь) была такая высокая, что Галю не было видно, а мне трава была по уши. Сестренка все время падала, путалась в траве и плакала. Мы очень устали. Она упала и не могла идти, а я не могла ее поднять, чтобы нести. К вечеру я еле добралась домой. Вернулась с работы мама. А где Галя – я не знала. Мама очень испугалась, думала, что Галя утонула - река Песчанная текла рядом. Она бегала по берегу кричала и звала ее. Потом я показала направление, где мы ходили. Галю нашли, но вскоре она заболела и умерла. Когда исполнилось пять лет, меня отдали возить копна дояркам. Они утром и вечером доили коров, а днем работали на покосе. Я возила копна. Лошадь была без седла, а клочок фуфайки его заменявший все время сползал из-под меня. Вечером, когда меня сняли с коня, я плакала от боли. Доярки посмотрели - кожа на ягодицах стерлась в кровь. Меня мазали сметаной, а я не могла ни сидеть, ни ходить. Горе-работницу отправили домой. Через некоторое время я ходила к соседям качать зыбку, водиться с соседским малышом. Арадьян, их мама, работала дояркой, ведь декретных отпусков не было. Через 9-10 дней после родов женщина выходила на работу. Вот так начались мои трудовые деньки. Наступила осень, мы с подругой Дьинди Тайтаковой ходили на зерносушилку, к своим мамам на работу. На зерносушилке перемешивали зерно, чтобы оно равномерно сохло. Взрослые готовили дрова и топили печи. Там было тепло, мы согревались и шли крутить зерновеялку. Просушенное зерно взрослые засыпали в мешки и таскали в склад. В колхозе люди работали день и ночь без сна и отдыха, а когда и как они отдыхали - я не видела. На следующее лето нас, ребятишек, привлекли топтать верховой силос. Взрослые косили траву, силосовали ее сырую в стог. И мы утаптывали силос. После работы бегали есть батун, слизун, борщовник, желтые тычинки пиона, молодую хвою лиственницы, копали коренья кандыка, саранок, рвали ревень и ели все то, что было можно. К вечеру спешили домой, чтобы до прихода с пастбища коров загнать теленка. Ведь если он высосет молоко, что же останется сдавать на молокозавод? А план по сдаче молока: с каждого двора бесплатно по 1000 литров - не выполнить нельзя. Мы не знали, что такое хлеб, сахар. Колхоз сеял ячмень. И если год был урожайный, на трудодни давали зерно, и тогда толкли талкан, варили кочо. Рост у меня был на уровне сокы (ступки). Мама ставила у сокы чурочку, она жарила курмач, а я толкла. Так натолчешься, что руки станут мозолистые, твердые. Однажды летом с подругой Дьинди встретили тетю Гутю, приезжую из села Кебезень. У нее руки и ноги были белыми, как снег, и нам тоже захотелось, чтобы руки были такими же чистыми и белыми. Мы с Дьинди пошли на речку и стали тереть руки и ноги песком. Но они покраснели… Вечером мама пришла с работы и увидела мои красные с ссадинами руки и ноги. Она приготовила коорчок (чегень с парным молоком) и помазала руки и ноги. Было очень больно, а я ревела, вырывалась. «Эх, была бы сметана - было бы лучше», - промолвила мама. Мыла не было. Взрослые стирали настоем золы, древесного гриба, да и стирать-то особо было нечего. Что надел – то и носили, пока совсем не изорвется. Многие тогда жили очень и очень бедно. Избушка наша, и избушка моей Дьинди, были с земляным полом, а крыши покрыты корой лиственницы. Электричества не было. Весной в колхозе было особенно тяжелое, голодное время. Есть было нечего. От нехватки корма худела и подыхала скотина. Колхозники, и наши родители в их числе, украдкой брали падаль на питание. Хорошо помню, как мама накопила шкурки от козлиных копыт, из них она хотела сшить брату ичиги, чтобы было в чем ходить в школу, а ниток не было. Весь день она находилась на работе, а ночью мама вырезала жилки от падальника, высушила их, растеребила и спряла нитки, а мы с братом Шуркой светили ей лучинками. Так сшили ему новую обувь. В 1950 году мне было 7 лет. Я впервые пошла в школу. Обуви и одежды не было. Пока на улице было тепло - в школу ходила. Начались заморозки. По пути в школу, пробегая босиком по инею, я высматривала места, где ночевали коровы, перебежками от одной лежанки к другой, грела босые ноги об теплую прогретую коровами землю. Так грелись многие босоногие дети. В эту зиму в школу я не ходила, а на следующий год заболела - не ходила в школу ни осенью, ни зимой. В 1952 году вернулась сестра Таля. Я впервые ела удивительно вкусную и сладкую вещь – сахар. Также она привезла черный ситец и сшила для меня школьное платье. Мама сшила ичиги из косульих лапок, и в 9 лет меня приняли в нулевой класс. Летом Таля работала пояркой. Она ездила на колхозной бричке на сырзавод за обратом и сывороткой и кормила телят, а я помогала ей, как могла. Работа была ужасной – все босые ноги истопчут телята, сунут голову в ведро – и не вытащить. За маленькими телятами было ухаживать легче, так как они стояли в клетках по одному. В 1957 году брат Шурка окончил с отличием 10 классов Шебалинской школы. Он очень хотел ехать учиться в Москву, и просил сестру помочь. Сестра Таля выпросила у колхоза ссуду – 300 рублей под трудодни, и отрабатывали их позже несколько лет. Шурку собрали в Москву. Поступил он в Московский государственный университет. Позже выяснилось, что наш Шурка (Александр), оказывается записан Виталием Туяковичем Какпаковым. В этот год мы с подругой Дьинди закончили 4-й класс и поехали в Шебалинский интернат в 5-й класс. Привезли нас со старшими детьми на телеге. Приехали поздней ночью. В интернате нас приняли на ночевку. На следующий день расселили по комнатам. Я была в новой фуфайке и новых кирзовых сапогах, которые с большим трудом мне купила сестра. В это утро я потеряла свою фуфайку. С Дьинди впервые видели двухэтажный дом. Было очень любопытно, мы все трогали руками. Интересно было, как живут на потолке, поднимались по лестнице посмотреть. Фуфайку мою нашли воспитатели и вернули. Началась интернатская жизнь. Строем ходили в столовую, школу, баню, кино. От вшей не было спасу. Наши головы и постель обрабатывали дустом. На следующее лето приехали домой, а в деревне провели электричество и радио. Все лето проработали на колхозном покосе. Осенью колхоз приобрел гусеничный трактор. В школу нас стали возить на тракторных санях. В интернате все делали сами – работали на пришкольном участке, убирали картофель, морковь, помидоры, огурцы. Сами солили капусту, зеленые помидоры, огурцы, дежурили по столовой, мыли посуду и полы, чистили картошку, накрывали на стол, кормили интернатских свиней и так далее. Осенью ездили в колхоз копать картошку, работали на покосе. Каждое лето было трудовым. После восьмого класса, я вела учет молока у доярок и возила его на сырзавод. После девятого – на сырзаводе сепарировала молоко. Надо было до 12 часов ночи успеть просепарировать все молоко, помыть и приготовиться к утренней дойке, так как после 12 часов свет отключали. К осени 1961 года я заработала 10 рублей – первая денежная зарплата, и в Шебалинском раймаге купила себе туфли за пять рублей и два с половиной метра ситца, сшила платье «кимоно». Еще хватило на канцелярские принадлежности к школе! В 1962 году я окончила 10 классов. Если в пятом классе нас было 60 с лишним детей, то 10 класс окончили только 15 человек: Тамара Илюкина, Римма Идубалина, Аля Иркитова, Александра (Дьинди) Тайтакова, Иван Тонгужанов, Яков Тыдыков, Михаил Молчуев, Валентина Какпакова, Валерий Чаптынов, Иван Чалчиков, Раиса Чечиекова, Владимир Соёнов, Тамара Юхтуева, Александр Яшпаев, Татьяна Ойношева. В настоящее время 70-летний рубеж перешагнули 5-6 человек. Подруга Дьинди (Александра Тайтакова) окончила пединститут (учитель математики), Т. Илюкина – сельскохозяйственный институт (ветврач), И. Тонгужанов - сельскохозяйственный институт (ветврач), Т. Юхтуева – мединститут (терапевт). После окончания школы нам всем предлагали поступать в ВУЗы по желанию. Давали направления от райкома. Многие ребята поехали учиться. Я тоже отправила документы в Барнаульский медицинский институт, но были нужны деньги. Мама уже старая, больная, нигде не работала. В 69 лет только начала получать пенсию – семь рублей в месяц. У сестры Тали своя семья, трое детей и еще непогашенная ссуда и заем. Я решила заработать на учебу сама, работая чабаном. Но надорвалась при отбивке баранов на забой, для выполнения Госплана по мясу, и месяц пролежала в больнице. Когда вернулась из больницы, дома уже лежал просроченный вызов на первый поток. Я, не теряя надежды, решила поехать на второй. Увы, опять не повезло – в совхозе денег не было, не дали зарплату. Так и осталась работать в совхозе. На следующий год парторг порекомендовал меня принять почтовое отделение в селе Беш-Озек, его начальник М. Н. Морозов уходил на пенсию. Заменить его было некем, молодежь уезжала. Я согласилась. В селе нужны были молодые кадры, да и за престарелой матерью необходим уход. Я с отличием окончила краткосрочные трехмесячные курсы почтовой связи в Тальменке. В связи проработала 34 года. Награждена медалью «Ветеран труда», неоднократно награждалась грамотами, ценными подарками, значками «Победителя соцсоревнований». Брат мой, Виталий Туякович Какпаков, с отличием окончил МГУ и стал доктором биологических наук, академиком РАЕН. Земной поклон всем учителям, воспитателям интерната того времени за их доброту, безупречный, благородный труд. Спасибо советскому государству за то, что собрали нас, мальчишек и девчонок со всех логов, урочищ, деревень, дали приют, образование, воспитание. Я думаю, правильно, что сейчас публикуют воспоминания детей периода войны. Быть может, молодое поколение, прочитав это, узнает о нашем нелегком военном и послевоенном детстве и будет стремиться сделать жизнь лучше.
